Стивен Кинг - Тьма, – и больше ничего (сборник)
– Где они, своевольная сука? – спросил я ее. – Куда ты их спрятала?
Я попытался отвлечься от всех мыслей, как советовал мне отец, если я забывал, куда положил какой-то инструмент или одну из моих драгоценных книг. Через какое-то время вернулся в дом, в спальню, открыл стенной шкаф. На верхней полке лежали две коробки для шляп. В первой я нашел только шляпу – белую, ее она надевала, когда шла в церковь (если решала туда пойти, а случалось такое примерно раз в месяц). В другой коробке оказалась красная шляпа, и я ни разу Арлетт в ней не видел. По мне, в такой могла показаться на людях только шлюха. И под атласной внутренней лентой, многократно сложенные, размером не больше таблетки, лежали две двадцатки. И я говорю вам теперь, сидя в номере дешевого отеля и слушая, как крысы скребутся в стенах (да, мои давние друзья здесь), что эти две двадцатки запечатали проклятие моей души.
Потому их не хватало. Вы это понимаете, так? Разумеется, понимаете. Не обязательно разбираться в тригонономии, чтобы знать: получить семьдесят пять можно, лишь прибавив к сорока тридцать пять. Вроде бы не такая большая сумма, правда? Но в те дни тридцати пяти долларов хватало, чтобы купить съестного на два месяца или приобрести хорошую, пусть и подержанную сбрую в кузнице Ларса Олсена. Или оплатить билет на поезд до Сакраменто… иногда я сожалел, что не сделал именно этого.
35…
Иной раз, лежа в постели, я буквально вижу это число. Оно вспыхивает красным, как сигнал, предупреждающий о том, что нельзя пересекать железную дорогу, поскольку к переезду приближается поезд. Но я все равно пытался пересечь, и поезд давил меня. Если в каждом из нас сидит Коварный Человек, в каждом из нас есть еще и Лунатик. И в те ночи, когда я не могу спать, потому что мерцающее число не дает мне заснуть, мой Лунатик твердит о заговоре, в котором участвовали Коттери, Стоппенхаузер и эта фаррингтоновская компания. Я, разумеется, знаю, что это не так, во всяком случае, понимаю при дневном свете. Коттери и этот адвокат Лестер потом, возможно, и общались со Стоппенхаузером, но начиналось-то все совершенно невинно. Стоппенхаузер искренне пытался мне помочь… и заработать немного денег для «Хоум бэнк энд траст», само собой. Но когда Харлан или Лестер – а может, они оба – увидели представившуюся возможность, они сразу ею воспользовались. Коварный Человек столкнулся с еще большим коварством: как вам это нравится? К тому времени меня это особенно не волновало, поскольку я уже потерял сына, но вы знаете, кого я действительно виню?
Арлетт.
Да.
Потому что именно она оставила эти две купюры в красной шляпе продажной женщины, чтобы я их нашел. Теперь вы видите ее дьявольский замысел? Не эти сорок долларов добили меня, а разница между ними и суммой, которую Коттери потребовал на учителя для своей беременной дочери. Он хотел, чтобы она изучала латынь и не отставала в тригонономии.
35, 35, 35.
Я думал о деньгах, которые требовались Харлу на учителя, остаток недели и выходные дни тоже. Иногда доставал эти две купюры – я их расправил, но все перегибы остались – и смотрел на них. В воскресенье принял решение. Сказал Генри, чтобы в понедельник он отправлялся в школу на «Модели-Т», потому что грузовик требовался мне самому для поездки в Хемингфорд-Хоум. Надо было повидаться с мистером Стоппенхаузером из банка насчет краткосрочной ссуды. Маленькой ссуды. Всего тридцать пять долларов.
– Зачем тебе эти деньги? – Генри сидел у окна и задумчиво смотрел на темневшее западное поле.
Я ему рассказал. Думал, мой ответ приведет к очередному спору о Шеннон, и в каком-то смысле мне этого хотелось. Он ничего не говорил о ней всю неделю. Я знал, что Шен увезли. Мерт Донован просветил меня, когда заглянул за посевной кукурузой. «Поехала в какую-то модную школу в Омахе. Что ж, будет очень умной, вот что я думаю. Если женщины хотят голосовать, им лучше учиться. Хотя, – продолжил он после паузы, – моя делает то, что я ей говорю. И правильно, это для ее же блага».
Если я узнал, что Шеннон увезли, Генри тоже узнал и, возможно, раньше меня: в школе новости распространяются быстро. Но со мной он не поделился. Наверное, я пытался дать ему шанс выплеснуть все обиды и обвинения. Неприятно, конечно, но в долгосрочной перспективе могло принести пользу. Язве нельзя позволять гноиться – ни на лбу, ни под ним, в мозгу. Если такое происходит, заражение расползается по всему организму.
Но сын лишь буркнул что-то невразумительное, и я попытался задеть его сильнее:
– Мы с тобой разделим расходы. К Рождеству придется возвращать уже тридцать восемь долларов. По девятнадцать на каждого. Я вычту твои из тех денег, которые причитаются тебе за работу на ферме.
Конечно же, думал я, он вспылит… но вновь услышал в ответ невразумительное бурчание. Он даже не стал возражать против того, чтобы поехать в школу на «Модели-Т», хотя говорил, что другие ученики смеются над этой колымагой, называют ее «Жоподробилка Хэнка».
– Сынок!
– Что?
– Ты в порядке?
Он посмотрел на меня и улыбнулся. Во всяком случае, его губы изогнулись.
– Все у меня хорошо. Удачи тебе завтра в банке, папка. Я пошел спать.
– Ты меня поцелуешь? – спросил я, когда он встал.
Он поцеловал меня в щеку. Последний раз.
Генри поехал на машине в школу, я – на грузовике в Хемингфорд-Хоум, где мистер Стоппенхаузер пригласил меня в свой кабинет после короткого пятиминутного ожидания. Я изложил причину приезда, но не стал вдаваться в детали, сказав, что деньги нужны мне на личные нужды. Полагал, что такая мизерная сумма не требует дополнительных объяснений, и не ошибся. Когда я закончил, он, сцепив пальцы, положил руки на стол и посмотрел на меня чуть ли не с отеческой строгостью. В углу напольные часы «Регулятор» тихонько отсчитывали секунды. С улицы донесся куда более громкий треск двигателя. Его заглушили, последовала пауза, потом завелся другой двигатель. Мой сын приехал на «Модели-Т» и теперь уезжал на моем грузовике? Я не мог знать этого наверняка, но предполагал, что так и есть.
– Уилф, – начал мистер Стоппенхаузер, – прошло слишком мало времени, чтобы ты пережил случившееся с твоей женой – я про ее внезапный отъезд. Ты уж извини, что я коснулся столь болезненной темы, но мне кажется, это правильно, поскольку кабинет банкира в чем-то сравним с исповедальней священника. И я собираюсь поговорить с тобой, как голландский дядюшка[15]. И это логично, ведь мои родители прибыли оттуда.
Однажды я эту шутку слышал – и скорее всего ее слышали едва ли не все посетители этого кабинета – и почтительно улыбнулся, как бы признавая за ним право на иронию и поучение.
– Одолжит тебе «Хоум бэнк энд траст» тридцать пять долларов? Безусловно. Я бы одолжил их сам, достав из собственного бумажника, да только обычно ношу с собой сумму, необходимую на ленч в «Превосходном ресторане» да на чистку обуви. Деньги – постоянное искушение, даже для такого хитрого, умудренного жизненным опытом парня, как я, а кроме того, бизнес превыше всего. Но! – Он назидательно поднял палец. – Тебе не нужны тридцать пять долларов.
– Увы, нужны. – Я задался вопросом: а знает ли он, зачем именно? Он действительно был хитрым, умудренным жизненным опытом парнем. Но таким же был и Харлан Коттери, а тот, как выяснилось, дал маху.
– Нет, не нужны. Тебе нужны семьсот пятьдесят долларов, вот что тебе нужно, и ты можешь получить их сегодня. Или положи их на счет, или выйди с ними на улицу, мне все равно. Ты оплатил закладную за свой дом три года назад. Дом целиком и полностью принадлежит тебе. Так что нет абсолютно никакой причины не подписать еще одну закладную. Это делается постоянно, мой мальчик, причем нашими лучшими людьми. Ты бы удивился, узнав, какие бумаги лежат в нашем сейфе. От лучших людей. Да, сэр.
– Премного вам благодарен, мистер Стоппенхаузер, но я так не думаю. Эта закладная серым облаком висела над моей головой, пока я по ней не расплатился, и…
– Уилф, так об этом же и речь! – Палец вновь поднялся. На этот раз закачался из стороны в сторону, словно маятник «Регулятора». – Именно об этом! Люди, которые берут деньги под закладную, думают, будто вышли под ясное солнышко, а заканчивают тем, что не выполняют своих обязательств и лишаются ценной собственности. А такие, как ты, для кого закладная – тачка с камнями, которую надо везти и везти, всегда расплачиваются по долгам. Или ты хочешь мне сказать, что в ферму не надо вкладывать деньги? Не надо чинить крышу? Не надо подкупить домашней скотины? – Он с озорным видом взглянул на меня. – Может, даже провести в дом водопровод, как сделал твой сосед? Все это окупается, знаешь ли. После разных улучшений ферма подорожает на сумму, значительно превышающую закладную, Уилф! Вложенные деньги окупятся многократно!
Я обдумал его слова.
– Искушение велико, сэр. Не буду лгать насчет этого…
